ДУХ ПРЕДКОВ В конце ноября 1942 года нашей бригаде торжественно вручили Красное Знамя, и мы выдвинулись из-под Калуги к фронту. На фронт мы шли обычной дорогой. Названия деревень уже не помню, шли мимо Козельска, Сухиничей, Плавска, Одоева и на Мценск. Шли своим ходом походным порядком по ночам, так как днем легко могли быть обнаружены и подвергнуты бомбежке. Под самый Новый год мы подошли к передовой и остановились в лесу в районе колхоза «Диктатура пролетариата» Плавского района Тульской области. Впереди были село Городище и город Орел. Новый 1943 год мы встречали у себя в роте в землянке в лесу. Командный состав роты, разумеется, немного выпил, закусили, чем Бог послал, поздравили друг друга.
Примерно в это время у деда появилась столовая ложка. Он, по примеру других бойцов, отлил ее прямо в земле из алюминиевого фюзеляжа сбитого немецкого самолета. Судя по всему, переизбытка ложек в его подразделении не наблюдалось. Этой ложкой, напоминающей скорее маленький половничек, дед пользовался до конца жизни, не признавая никакие другие.
На тот момент по штату личный состав бригады должен был составлять 6045 человек, но в силу находившихся на излечении в госпиталях, откомандированных, отставших во время марша и дезертировавших на поверке 1 января 1943 года в наличии имелось 5830 человек.
- Дед, а где и как вы спали?
- Спали по-всякому. Когда попадали в деревню, то спали в избах на полу. Хорошо, если была солома. Спали полностью одетые, набиваясь на полу друг к другу так тесно, что если приходилось ночью встать по нужде, то вернуться на свое место было уже невозможно. Тогда разбегались и бросались прямо в гущу тел, после чего начинали работать локтями. Не сразу, но через некоторое время можно было добраться до пола.
Во время наступления спали на снегу, стараясь лечь поближе к костру, чтобы согреться. Из-за этого нередко обгорали края шинели или сапоги. Все мечтали о более теплых валенках. Те, у кого они были, считались счастливчиками. В целом, одеты были тепло: ватные брюки, брюки форменные, телогрейки, безрукавки у офицеров и шинели. Кто-то обязательно назначался следить за костром. Он же каждые полчаса подавал команду: «Перевернись!», - иначе можно было замерзнуть. Если костер развести было нельзя, то спали на ветках деревьев прямо на снегу.
Время было тяжелое для страны. Она отдавала для фронта все.
Питались нормально, хотя перебои бывали. Иногда не наедались, иногда объедались. Давали знаменитые фронтовые 100 грамм водки, которые кое для кого сыграли печальную роль: как привыкли к ним на войне, так и не отвыкли всю последующую жизнь.
В начале февраля 1943 года нам устроили всеобщий смотр, провели учения, и бригада заняла исходную позицию в Чернском районе против села Городище. Тургеневские места! Справа от Городища лежит тот самый Бежин луг, где происходит действие знаменитых «Записок охотника». Говорили, что и само село очень древнее и рядом с ним сохранились славянские курганы.
Село Городище расположено на месте древнерусского города-крепости Домагощ, основанного вятичами еще в 8 веке и упоминаемого в Ипатьевской летописи под 1147 годом вместе с Москвой.
Крепость изначально строилась в неприступном месте. Помимо дубовых стен с востока ее защищал высокий берег Оки, с севера и юга склоны оврага, а с запада – вырытый в виде серпа ров и вал. С башен крепости, стоявшей на холме, на несколько километров просматривались окрестности, не позволяя врагу подойти незамеченным. Внутри крепости находились деревянные постройки, в том числе деревянный храм. На его месте в XVIII веке выстроили церковь. В 1943 году немцы церковь взорвали, так как она была хорошим ориентиром для нашей артиллерии.
Домагощ, название которого переводят как «гость в доме» или место, где обитает дух предков, словно притягивал к себе войны. Первой стала феодальная война черниговских князей Владимира и Изяслава Давыдовичей, выступавших в союзе с киевским князем Изяславом Мстиславовичем, с новгород-северским князем Святославом Ольговичем. В XIII-XIV веках Домагощ неоднократно осаждался татарами и литовцами. Местные жители до сих пор находят чугунные ядра – последствия военных действий Смутного времени.
Осенью 1941 года Орловскую область в результате операции «Тайфун» оккупировали фашисты. К началу 1942 года отступившая из-под Москвы 2-а танковая армия под командованием Гудериана вместе с 9-ой армией группы армий «Центр» закрепились на берегах рек Ока и Зуша и сформировали так называемый «Орловский плацдарм».
Орловская наступательная операция началась с прорыва фронта в районе села Городище, которое к этому времени представляло собой крупный неприступный узел обороны немцев.
Подразделениям Красной Армии численностью около 750 тысяч человек противостояла 2-я танковая армия немцев общей численностью порядка 300 тысяч. Забегая вперед, отметим, что потери Красной Армии составили около 200 тысяч человек убитыми и ранеными.
Линия нашей обороны представляла собой обычные укрепления. Позиции противостоявших нам немцев в военном отношении были прекрасно оборудованы: проволочные заграждения, землянки как дома, блиндажи в несколько накатов, окопы полного профиля с перекрытиями и ходами сообщения.
Окоп нормального профиля имеет глубину 110 см, окоп полного профиля – 150 см.
Немцы стояли там около полутора лет. Все подступы к селу Городище были заминированы. Саперы разминировали в минных полях только узкие проходы. Стоит сделать шаг в сторону – взрыв мины со всеми последствиями. Очень нас беспокоили снайперы.
В такой ситуации наступлению должны предшествовать артиллерийская обработка переднего края, бомбежка с воздуха, при самом наступлении применение танков и т.д. Видимо, у командования не было возможности сделать это. До нас взять Городище безрезультатно пыталась 5я Стрелковая дивизия, в основном состоявшая из жителей Средней Азии.
«ЗА СТАЛИНА!» И ДРУГИЕ КРЕПКИЕ СЛОВА
- Когда вы вступили в настоящий бой?
- Боевой крещение мы приняли 14 февраля 1943 года. Все началось с так называемой разведки боем. Производится наступление на позиции неприятеля, создается видимость начала наступления. Противник начинает обороняться и обнаруживает свои огневые средства, а наступающая сторона фиксирует их местонахождение. Делается это для того, чтобы при настоящем наступлении знать, где они установлены, чтобы в первую очередь их подавить, вывести из строя, облегчить наступающим выполнение боевой задачи, отвлечь противника и прорвать его оборону.
Из Журнала боевых действий 20 танкового корпуса: «14.2.43 Распоряжением Штарма 3 о вводе 116 ОМСБр в прорыв с задачей: … развить успех ... Атака была назначена на 3-00, но ввиду неготовности частей была перенесена на 4-30. 116 ОМСБр должна была быть введена в прорыв для развития успеха … но в действительности бригада вводилась не для развития успеха, а для прорыва переднего края обороны противника, т.к. впереди действовавшие части 5 и 283 СД успеха не имели. В 4-30 без артподготовки бригада вводится в бой. Атака успеха не имела… Моряки залегли на берегу р. ОКА. Успех не намечался, к исходу дня моряки несли большие потери».
- Дед, ты ходил в атаки?
- В атаки ходил как все и со всеми. Особых подвигов не совершил, но свои офицерские обязанности выполнял добросовестно. Лично я не знаю почему, может быть по молодости, о том, что меня могут убить, никогда не думал. Укрепляет в себе уверенность и то, что ты являешься офицером, твои подчиненные видят в тебе человека, который прежде кого-либо умеет и может их защитить.
Приходилось бывать в рукопашном бою, когда одна группа людей с винтовками в руках устремляется на другую такую же группу. В этих случаях старался помогать себе огнестрельным оружием, гранатой, не допуская встречи с противником грудь в грудь.
Был у меня во взводе командир отделения старшина 1 статьи (сержант) Петр Крылов, сибиряк, человек исключительной физической силы, который был постарше меня и уже успел повоевать на финской фойне. Перед атакой он обычно говорил мне: «Держитесь за мной, лейтенант. В случае чего помогу».
- В фильмах идущие в атаку обычно кричат «За Родину! За Сталина!» Что кричали вы?
- Что кричали матросы, идя в наступление? Кричали по-разному: кто-то «За Родину», кто-то «За Сталина», но были и другие крепкие слова, о которых говорить и писать не принято.
По следственной привычке для того, чтобы восстановить картину происходившего в те дни, я решил найти других свидетелей и вскоре наткнулся на воспоминания об этом самом бое старшины второй статьи Ивана Васильевича Старикова из Владивостока, воевавшего в соседнем первом батальоне: «На рассвете наш первый и третий батальоны пошли в атаку. Осторожно, без шума перебрались через Оку, вскарабкались на обрывистый берег. До передовой немцев - метров четыреста. Когда мы прошли по глубокому снегу половину этого расстояния, наш ротный первым сдёрнул шапку и надел бескозырку. Все, кто сохранил бескозырки, и я тоже, тут же последовали его примеру, другие распахнули или сбросили шинели, показывая тельняшки и, дружно грянув «полундра» (кто не знает, это - морское «ура»), рванули вперёд, к проволочным заграждениям «в четыре кола». И тут вся немецкая оборона засверкала точками огней. Страшное дело началось! Косили они нас из пулемётов в упор, хладнокровно. Мы падали, вставали, снова падали, ползли - но нигде не было укрытия в белом поле от пуль... Треть из нас всё же добралась до проволочного заграждения, а там ни одного прохода, везде густая колючая проволока! … Здесь и ударила мне пуля прямо в рот, выбила передние зубы и вышла через щёку. Другая пуля сбила с головы бескозырку... Я упал… Прямо в локоть ударила разрывная пуля. Тут я и сознание потерял. Руку потом отняли, на этом и закончилась для меня война...»
- Дед, а были на войне необычные случаи?
- На войне все было. Однажды во время наступления я вместе с Игнатовым, командиром одного из отделений моего взвода, чуть не угодил в плен к немцам. Дело было ночью. Кругом стрельба, команды «вперед»... В связи с исключительной плотностью огня дальнейшее продвижение вперед стало невозможно. В наступлении мы потеряли ориентировку и уже подумали, что наступаем на своих. Мы сползли в воронку от снаряда, решили дождаться рассвета и сориентироваться. Когда стало рассветать, мы увидели, что немецкое боевое охранение уже перед нами. Мы так энергично наступали, что чуть не залезли в немецкие окопы. Слава Богу, этого не случилось.
Решили ждать до вечера. Иначе уйти незамеченным из-под носа у немцев было невозможно. День тянулся год. Весь день просидели мы в воронке от снаряда, дожидаясь темноты. Если бы мы высунулись из ямы, нас сразу же расстреляли. Страшно хотелось есть. С собой у меня оказалась фляга с водкой, а у Игнатова – пара галет. Поели. К концу дня немцы с собаками вышли на поле добивать раненых. Мы испачкались кровью лежавшего рядом убитого солдата, упали лицом в грязь на дно воронки и притворились мертвыми. Тело того солдата сползло и частично накрыло меня. Немцы были совсем рядом. Мы чувствовали дым их сигарет. Я неплохо понимал разговорный немецкий и слышал, как один из солдат вскинул автомат и сказал: «Сейчас я их прошью», - на что другой ответил ему: «Не трать патроны на этих свиней, они все в грязи и давно уже мертвы». К Игнатову подбежала немецкая овчарка и начала его обнюхивать. Обычно эти собаки, найдя живого бойца, садились возле него и начинали лаять.
На войне человек часто бывает на грани со смертью, поэтому естественная реакция на это – страх. Это нормальная реакция для всякого человека, пока у него не «поехала крыша». Живот смерти боится! Внешнее пренебрежение к смерти, сила воли подавить этот страх, умение владеть собой, а когда нужно пойти на риск, чтобы выполнить боевое задание, - вот как надо вести себя.
Чудо или судьба, но собака не залаяла. Немцы пошли дальше. Кто-то из них, уходя, говорил: «Что я здесь делаю? Дома у меня жена, дети, старая мать, а я должен убивать этих русских. Надоело!» Как только стал наступать вечер, мы начали выползать из воронки. Совсем рядом горела линия немецких костров, вдоль которых бегали все те же собаки, охранявшие своих хозяев. И снова собаки не залаяли. Судьба или какие-то другие сверхъестественные силы, но существует еще что-то, определяющее результат пребывания на фронте. Снег был очень глубок, ползти было трудно. Через некоторое время мы пошли перебежками. В общем, ушли. Свои уже не чаяли нас увидеть живыми.
«Журнал боевых действий 20 танкового корпуса»: «15.2.43 116 ОМСБр до наступления светлого времени выходила из боя частично, а остальные части выходили вечером с наступлением темноты...»
Задание командования мы выполнили, но потери в личном составе были весьма ощутимы. У меня во взводе выбыла 1/3 бойцов. Наутро нас сняли с позиции и отвели в какую-то деревню отдохнуть и привести себя в порядок. Через 3 – 4 дня нас вновь направили на передовую, где мы делали то, что положено на войне. Вот так и проходили фронтовые будни.
ПРОВЕРЕНО ВНУТРЕННЕЙ ЦЕНЗУРОЙ
Дед понимал, что вопреки правилам военной науки их бригада воевала не умением, а числом, но написать этого не мог. Когда его спрашивали о самих боях, неизменно отделывался общими фразами, вспоминая поэтессу Юлию Друнину, бывшую во время войны санитаркой:
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Дед во многом придерживался внутренней довольно жесткой цензуры. Закрытость тем войны (и, кстати, работы) связана, с одной стороны, с тем, что не во всех случаях ход событий, участником которых он был, укладывался в официальную версию. Дед это признавал, но от этих признаний ничего не менялось. В апреле 2007 года корреспондент программы «Время» Первого канала Павел Полуйчик после продолжительной беседы с дедом сказал об этой его черте так: «Гриф секретности с его воспоминаний будет снят нескоро». Оказалось, никогда.
С другой стороны, причиной этого молчания стало время, на которое пришлось становление деда как личности. Он вспоминал, что после боя один матрос его роты ПТР подошел к подбитому немецкому танку и, осмотрев его, сказал: «А броня у фрицев толще нашей». Слышать эту фразу могли три человека из их бригады. Через час матроса, рассматривавшего подбитый танк, забрали. Больше его никто не видел. Говорили, что его осудили по политической статье за подрыв боевого духа и пропаганду мощи вражеской армии. Вот так.
В памяти деда жила и другая история. В первые дни войны подразделение, в котором служил его родной дядя Михаил, было окружено. Поняв, что он может попасть в плен, дядя деда застрелился. Он понимал, что его, бывшего царского офицера, перешедшего после Революции в Красную Армию, ни в плену, ни в случае возвращения из плена не ждет ничего хорошего.
Попробуем восстановить кое-что из «проверенного внутренней цензурой» деда. Ружья ПТР при всех своих достоинствах обладали одной особенностью: для достижения высокого поражающего эффекта вести огонь из них нужно с минимального расстояния. Ведь главное даже не в том, чтобы попасть в танк, а в том, чтобы поразить его экипаж. Почему? Оставшиеся в живых члены экипажа просто расстреливали бойцов ПТР, которые сами выдавали свое нахождение облаками пыли или снега, возникавшими в момент выстрела. Поэтому бойцам ПТР, дабы выжить, нужно было все время перебегать с места на место. Положение бойца ПТР на поле боя было незавидным. «Вполне типичным был случай, когда из бронебойной роты после первой же атаки немецкой танковой роты (10 танков) в живых не осталось ни одного человека, причём, три немецких танка отступили невредимыми ». Про ПТРы даже говорили: «Ствол длинный, жизнь короткая».
Оборона у немцев была крепкая, и уже к 15 февраля мы понесли большие потери. Были они и в моем взводе – погибли мой заместитель ст.сержант Дмитрий Рагулин, морпех Ромашкин и многие другие. Я, как видите, в ту пору уцелел. Бой был ночью, и очень жестокий. Немцы ответили всеми огневыми средствами. ПТРовцы, то есть мы, в основном, и били по огневым точкам врага.
Причина больших потерь в роте деда в том, что в боях за Городище и без того незавидное положение бойца ПТР усугублялось тем, что он работал и за себя, и за малую артиллерию, и за танки, которые в первой атаке участия вообще не принимали.
По данным «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса» малая артиллерия не дошла до места боя «из-за недостатка тяговой силы», то есть обыкновенных лошадей. В пути остались и многие танки. Одна из цитат: «На маршруте остались отдельные танки (Т-34 – 4 танка и Т-70 – 4 танка) по техническим неисправностям, допущенным неопытностью водительского состава (заклинивание моторов Т-34-2 и неисправностью системы питания и смазки Т-70-4)». Называют и еще одну причину отставания танков: «ввиду большого снежного покрова».
ЛЕДОКОЛ ЕСТЬ, А ПЕСНЮ НИКТО НЕ ПОМНИТ…
- Дед, а что вы делали в перерывах между боями?
- Ничего не делали, отдыхали. Песни пели.[/b]
Дед знал бесконечное количество народных и советских песен, романсов, пел их хорошим, звучным голосом.
В низенькой светелке огонек горит,
Молодая пряха у окна сидит…
Большую часть этих песен сегодня уже никто не помнит. Наверняка, часть из них дед перенял от дальневосточных матросов. К примеру, песню про отважного Коробицина не знает даже Интернет. А дед многие годы каждое утро начинал с громогласных строчек:
Сдавайся, красный командир! Сдавайсь!
Очисти нам границу!
Но даже глазом не моргнул
Отважный Коробицын.
И потом
Он банду бил, как надо бить,
И банда отступила…
Зато Интернет поведал, что Андрей Коробицын – реальный человек, родившийся, между прочим, на Дальнем Востоке. В ночь на 21 октября 1927 года 23-летний пограничник Коробицын погиб в неравном бою с четырьмя вооруженными бандитами, пытавшимися перебраться из Финляндии в СССР. Именем Коробицына названы погранзастава под Выборгом, его родное село в Вологодской области, где установлен памятник, и даже ледокол-паром, по сей день курсирующий на линии Ломоносов-Кронштадт.
Ледокол есть, а песню никто не помнит…
Может ее помнят на малой родине Коробицына?
И еще дед любил песню «На безымянной высоте», появившуюся уже после войны, но история песни так напоминала пережитое им на фронте! Незнакомый поселок на безымянной высоте… Дымящаяся роща и горящий закат… Яростные атаки, перекрестный огонь, кружащие вражеские самолеты, численное превосходство противника и огромные потери среди наших бойцов. И как перекликались слова песни со словами деда:
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
Правда, дед всегда комментировал строчку «Землянка наша в три наката»:
- Землянки на фронте в три наката никогда не делали, обходились двумя. Три наката – это уже блиндаж.
- Дед, а что такое накат?
- Накат – слой бревен, засыпанных землей.
Это дед знал хорошо. Вот только не знал дед, что в песне речь шла о конкретной высоте Безымянная у поселка Рубеженка Куйбышевского района соседней Калужской области, которую в сентябре того же 1943 года штурмовала 139-ая стрелковая дивизия, сформированная из сибиряков, которых было немало и в бригаде деда.
КРАСНЫЕ ВОДЫ ОКИ
20 февраля 1943 года бои достигли высшего напряжения. Наши позиции неоднократно бомбила немецкая авиация, обстреливала немецкая артиллерия, мы отбивали танковые атаки. После того, как командир нашей роты Смекалов Н.Н выбыл из строя, на его место назначили меня. Люди вели себя очень мужественно, храбро, отважно, проявляя инициативу. Высок был дух достижения Победы. Недаром немцы называли наших моряков чёрной смертью. Я считаю, что такие соединения, как наша бригада, были лучшими в составе Красной Армии.
Перед самым боем артиллеристы говорили, мол, все огневые точки противника подавлены, стрелять по вам некому, пойдете в полный рост! Немцы оказали яростное сопротивление, и бой разгорелся вполне серьезный.
Из «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса»: «20.2.43 … После мощной артподготовки /в 9-30/ начали наступление. Но как только наши бойцы подошли к проволочным заграждениям, так огонь противника сделался настолько интенсивным, что пехота была вынуждена залечь, неся большие потери».
Вот свидетельство другого участника того боя Бергера И.Г.: «Мы лежали на берегу реки, как вкопанные. Пошевелиться было невозможно, ибо снайперы, размещенные на высотах и на колокольне церкви, вели уничтожающий огонь по всем, кто подавал малейшие признаки жизни. Часов в 12 прилетели немецкие самолеты и начали нас бомбить… Из роты в 130 человек нас осталось человек 20….».
Помню такой момент. Наступаем на Городище. Светит солнце. Мы выдвигаемся к реке, к рубежу накапливания. В небе чирикают птицы, и тут же свирепствует смерть. В заминированном поле саперы проделали дорожку шириной около одного метра. Все наши ползли и перебегали только по ней, а снайперы как раз выбивали людей на дорожке. Тогда мне пришла мысль сойти с дорожки в чистое поле. Отбежав метров 5, я лег в снег. Не успел я это сделать, как за мною последовал зам.командира 2 роты по политчасти. Его тут же разорвало. Стало ясно, почему все жмутся к дорожке: мы находимся на заминированном поле. Но мы собрали свои силы в кулак и ударили. Страшен русский человек, когда он с винтовкой со штыком наперевес идет в атаку.
- Дед, а как во время наступления вы переправлялись через реки? Ока же не маленькая, да и течение в ней сильное.
- Через реки переправлялись кто как сумел: по льду и вброд. Лед местами был разбит артиллерией противника.
Местные жители, как легенду, рассказывают о том, что воды Оки, вышедшие из-под разбитого снарядами льда, были красными от крови советских бойцов, которые десятками гибли, пытаясь переправиться через реку под шквальным огнем противника. Февральская вода и обломки льдин лишали шанса выжить даже легко раненных. Люди просто уходили под лед.
При переправе через Оку нас поддерживали танки, если не ошибаюсь, 20-го корпуса, но их было немного.
Вот так корректно это обычно им и формулировалось. Деда прорвало только в самых последних письмах.
Конечно, я круглые сутки был вместе с матросами-солдатами и, естественно, не мог знать ничего, кроме задач, которые передо мной ставились, но полагаю, что нашу бригаду можно было бы использовать более эффективно, с большей результативностью. Прежде чем посылать людей в наступление, по правилам военной науки должны быть проделаны определенные работы для облегчения выполнения боевой задачи, прежде всего артиллерийская подготовка. Во время наступления пехоту должны поддерживать танки. В нашем случае всего этого сделано почти не было, что и повлекло такие большие потери. Бригады фактически не стало. Не знаю, насколько это верно, но слышал, что кого-то из высших начальников за эти упущения привлекли к ответственности.
По данным все того же «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса» 20 февраля 1943 года в атаке участвовало всего 3 танка. Более того, «2 танка из 3-х, действовавших по овладению Городищем, были подбиты, а один танк присоединился к переправившимся» через Оку. Но и эти 3 танка «под огнем противника, смело маневрируя и уничтожая с хода огневые точки врага, способствовали пехоте занять Городище и вывели пехоту на северные окраины Городища».
Рассказывают, что переправившихся ждало новое испытание: холм, на котором обосновались немцы, был полит водой и заледенел. Крайне сложно было переправлять перебравшимся через Оку бойцам боеприпасы и подкрепление. И все это под нестихающим огнем немецкой артиллерии и жуткими бомбёжками «юнкерсов». Тем не менее, 21 февраля «в 6-00 116 ОМСБр…, не дожидаясь танков, начала атаку».
Помню, как мы (нас было трое) подбили немецкий танк. Он пер на нас с грохотом, лязгом и стрельбой. Кто-то занял более удобную безопасную позицию, а я и упоминавшиеся уже мною Игнатов и Тихонов, пропустили танк через свои позиции и забросали его противотанковыми гранатами. Танк был подбит. Экипаж пытался уйти, но его расстреляли из автоматов. Трудно все это вспоминать теперь.
Вскоре стало ясно, что наши войска преодолели только передний край обороны противника и вышли к главной полосе обороны, проходившей по высотам, где были мощные опорные узлы. Положение наших частей усугублялось регулярными бомбардировками авиации и постоянными контратаками противника, в одну из ночей 116 ОМСРб отбила их восемь.
21 февраля 1943 года я был контужен и тяжело ранен осколком мины при очередной перебежке во время наступления. Произошло это неожиданно и просто. Мы наступали. Когда мы втроем вскочили, чтобы перебежать, примерно в 3,5 метрах от меня и несколько вправо прилетела из миномета мина и разорвалась. Я тут же получил тупой удар по ноге выше колена и встать на ноги уже не смог. Один из нас вообще не проявил признаков жизни, а третий зажал то ли руку, то ли бок и убежал в тыл. Ранение было в верхнюю треть правого бедра, оказалось тяжелым с повреждением кости и седалищного нерва.
