В крупнейшем и наиболее авторитетном сборнике русских сказок Афанасьева «Емеля-дурак» числится в двух экземплярах под номерами 165 и 166.
Первая сказка есть перепечатка с лубочного издания, как об этом недвусмысленно сообщается в примечании. То есть это не русская народная сказка, а сочинение конкретного автора, напечатанное и изданное «для народа», в своеобразных комиксах того времени — лубке.
Впрочем, даже если бы примечания не было, все равно из текста видно, что мы имеем дело не с устной народной традицией. Книжные обороты попадаются на каждом шагу:
«Дурак, желая получить обещанные красный кафтан, красную шапку и красные сапоги» — деепричастия (как и причастия) — признак книжной речи. «Щука, видя, что он не хочет ее пускать в воду…» — то же самое. «Дурак, слыша сие, весьма обрадовался»: сие, весьма — слова церковнославянские. Текст вообще полон сложных конструкций и вычурных фраз, которых не может быть в разговорной речи: «Ежели ты желаешь, чтоб я тебе сказала, как сделать, чего ни пожелаешь, то надобно, чтобы ты теперь же сказал, чего хочешь» и пр.
Итак, первый текст мы отметаем как не имеющий к русской народной сказке никакого отношения.
А что же вторая сказка? Книжных оборотов в ней нет, но по сути она представляет собой краткое изложение сказки № 165. Снова обратимся к примечаниям и узнаем, что текст воспроизводит устный пересказ лубочной сказки. Вот те раз! Выходит, никакой «русской народной» сказки «Емеля-дурак» нет, не народом она рождена, а сочинена писателями, можно даже сказать — интеллигентами тогдашней эпохи.
Здесь надо сказать, что истинно народные сказки справедливы. За злые деяния персонажи обязательно наказываются, за добрые же в конце вознаграждаются. Каждый получает по заслугам, причём чем крупнее совершенное злодейство, тем более тяжкая кара постигает преступника.
А что же в «Емеле»? Дурак лежит на печи, ничего не делает, а ему с бухты-барахты — щуку, исполняющую любые желания, затем царевну, дворец и ум-красоту вдобавок. За что, собственно? Ладно, если бы он подвиги какие совершил, так ведь нет! Это абсолютное нарушение сказочных канонов. Еще один момент: едет Емеля на печи и «он без лошади столько придавил народу, что ужас! Тут все закричали: „Держи его! Лови его!“ — однако не поймали.» Снова — в настоящих народных сказках так не бывает! Обязательно бы поймали и прибили — поделом дураку!
Истинное происхождение
Откуда же всё-таки взялась эта сказка, если она не народная? Опять читаем примечания: Сюжет сложился первоначально как анекдотический. В таком плане разработаны его первые литературные версии XVI—XVII веков — сказка Страпаролы о Пьетро Дураке («Приятные ночи», ночь III, сказка 1) и сказка Базиле («Пентамерон», I, № 3). То есть это западноевропейский сюжет, по крайней мере точно не русский. В восточнославянской традиции сюжет получил характерную форму волшебной сказки — надо понимать, имеются в виду пересказы лубка. Кстати, когда-то была очень популярна «Сказка о Бове-королевиче» и считалась русской народной, пока не выяснилось, что она происходит из того же лубка, а Бова — на самом деле итальянский Буово… Похожая история приключилась со «Сказкой о Еруслане Лазаревиче», которая возможно и имеет русские корни, но несет в себе множество иноземных заимствований (например, восточные и греческие имена героев).
[править]
Третья сказка
Впрочем, у Афанасьева есть ещё одна сказка, которую с натяжкой можно отнести к тому же циклу. Называется она «По щучьему велению» и следует сразу после «Емели-дурака» под номером 167. Рассмотрим и её.
Рассказчик сразу же сообщает нам: «Жил-был бедный мужичок; сколько он ни трудился, сколько ни работал — все нет ничего!» То есть уже не дурак и не ленивый. Ага. Читаем дальше: «Эх, — думает сам с собой, — доля моя горькая! Все дни за хозяйством убиваюсь, а того и смотри — придется с голоду помирать; а вот сосед мой всю свою жизнь на боку лежит, и что же? — хозяйство большое, барыши сами в карман плывут. Видно, я богу не угодил; стану я с утра до вечера молиться, авось господь и смилуется». Что ж, молитвы дошли до бога — в проруби мужику попадается щука и сообщает ему волшебные слова «по щучьему веленью, по божьему благословенью». Так трудолюбие и честность оказывается вознаграждено. Каноны справедливости соблюдаются и дальше — царевна, не подавшая мужичку милостыню, по его слову забеременела, чем заслужила гнев отца-царя. Впрочем, грех её был невелик, посему мужичок её прощает, и сказка заканчивается счастливо: «стали они все вместе жить-поживать, добра наживать, а лиха избывать.» (Отец царевны тоже получил от мужичка науку, за то что не поверил своей дочери).
Подытожим: главный элемент этой сказки, связывающий ее с «Емелей-дураком» — присловье «По щучьему велению, по моему хотению». Думается, оно просто понравилась одному из рассказчиков, который читал «Емелю» в лубке, вот он и добавил его в свою сказку. Такие характерные атрибуты, как печь, дурак, рубка дров, а главное — незаслуженная награда, напрочь отсутствуют.
Выводы
Вот так оно и бывает. Один интеллигент создает фальшивый образчик русской культуры (взяв за основу чужеземную), получается у него естественно бред и несуразица, поскольку постичь настоящую русскую культуру он не может и ее нравственных правил не понимает, затем другие интеллигенты тыкают в новоявленный образчик и с ухмылочкой заявляют: «вот они какие, русские! Ленивое и тупое быдло, мечтающее о Халяве!»
Итак, нет никакой русской народной сказки «Емеля-дурак», есть лишь сочинения средневековых авторов и лубочные комиксы.
http://traditio-ru.org/wiki/Происхождение_сказки_«Емеля-дурак»